Россия в глобальном кризисе. Предтечи

Проблемы российской экономики уходят своими корнями в тот же период ХХ века, что и проблемы экономики американской – в 70-е годы, когда экономика тогда еще СССР стала накапливать в себе структурные диспропорции. Эти диспропорции были связаны с тем, что значительная часть ресурсов государства тратилась вне контекста социального экономического развития: на гонку вооружений, финансирование глобальной сферы влияния СССР и спонсирование различных режимов, декларирующих приверженность «социалистическому выбору»; на инфраструктурные проекты, которые, возможно, и были оправданы с точки зрения безопасности в период ядерной угрозы, но не были оправданы с точки зрения социальной и экономической необходимости.

Помимо этого, весь возглавляемый СССР советский блок уперся в 70-е годы в естественные ограничения экономического роста, связанные с естественным ограничением роста демографической базы и рынка сбыта конечной продукции. Рост производительности труда в рамках существовавших тогда научно-технических возможностей, требовал постоянного углубления разделения труда и развития более глубокой специализации. Такое развитие не может продолжаться бесконечно в ситуации, когда демографические ресурсы не растут адекватными темпами, потому что в пределе этот рост приводит к тому, что каждую узкоспециализированную отрасль народного хозяйства обслуживает один-единственный узкоспециализированный промышленный гигант, часто являющийся градообразующим предприятием.

До определенного времени СССР, в котором не было требований к свободной конкуренции и в котором все взаимодействие между отраслями обеспечивалось государственным планированием, и решал эту проблему путем укрупнения специализированных производств, в рамках которых сосредотачивались ресурсы целых отраслей. За счет достаточно эффективного укрупнения предприятий и регионального разделения труда СССР и советский блок не только выдерживал конкуренцию с превосходящим советский блок по объему рынка сбыта западным блоком, но и до начала 70-х годов лидировал по темпам экономического роста.

Однако уже в 70-е годы ресурс роста, связанный с укрупнением промышленных предприятий и региональным разделением труда был исчерпан. Перед советским руководством встал выбор – либо форсировать силовое расширение советского блока, чтобы нарастить рынок сбыта и демографическую базу, с риском ввязаться в глобальную ядерную войну, либо выйти на западные рынки сбыта мирным путем. В 70-е годы, в период первого «нефтяного шока», единственный западный рынок, который был полностью открыт для СССР – это рынок углеводородов.

Оценив сложившуюся конъюнктуру, руководство СССР выбрало второй путь, начав политику «разрядки» – именно в этот период времени было заключено соглашение по ПРО (1972 год) и начал наращиваться объем экспорта углеводородов в страны Западной Европы. Цены на углеводороды были высокими, нефтедоллары рекой текли в казну, и их хватало для финансирования советской сферы влияния, однако такой путь не решил внутренних проблем советского блока, которые продолжали усугубляться. Дело в том, что такая структура экспорта не способствовала развитию отраслей, генерирующих высокую добавленную стоимость, а, напротив, позволяла развивать такие отрасли Западной Европе. Деньги, получаемые от экспорта углеводородов, тратились, в том числе, на закупку на Западе высокотехнологичного оборудования, что обусловило технологическое отставание СССР по ряду отраслей притом, что доминирование в сфере ВПК сохранялось.

Кроме того, процесс укрупнения производств в СССР и связанный с ним процесс урбанизации продолжался, что привело к демографическому обескровливанию села, и к началу 80-х годов СССР превратился в импортера сельскохозяйственной продукции. Эти три проблемы – зависимость от рынка сбыта сырья, зависимость от импорта оборудования и зависимость от импорта продовольствия, стали острыми уже к началу 80-х, и привели СССР к банкротству и распаду вследствие резкого изменения конъюнктуры на глобальном рынке нефти, случившимся во второй половине 80-х.

Вопреки сложившемуся и культивируемому неолиберальной мифологией мнению о победе в этой войне «свободного Запада» над «тоталитарным СССР», в этой войне вообще не было победителей, был лишь очевидный проигравший – СССР, и неочевидный – США.

Впрочем, в самой Америке некоторое время после распада СССР часто раздавались здравые голоса, говорящие о том, что в холодной войне, в конечном итоге, победили не США, а Германия и Япония, кстати – главные кредиторы СССР. На мой взгляд, это тоже – спорное утверждение, если посмотреть на те серьезные экономические проблемы, с которыми столкнулась Япония в конце 80-х и Германия несколько позже, хотя общеевропейский проект, безусловно, дал в свое время значительный импульс немецкой экономике.

Моя точка зрения на вопрос о том, кто победил в «холодной войне», следующая: в «холодной войне» победил транснациональный посткапитализм – новая форма организации глобального финансового капитала, в которой определяющую роль играет не кредит, а различные права заимствования.

Эта форма зародилась в США с легкой руки Гринспена в конце 80-х, и на протяжении последующих 20 лет подчинила себе всю мировую экономику, утвердив свою извращенную логику бесконечного экспоненциального экономического роста, основанного на экспоненциальном росте потребления в долг, и создав под эту логику философию и мифологию неолиберализма.

Следуя этой логике и руководствуясь фальшивыми социальными ценностями, «золотой миллиард» 20 лет проедал свое собственное будущее. И суть тут не в том, что наделанные за это время долги можно, при желании, продать, списать или просто простить всем тем, кому должен, – это формальная сторона вопроса, которую сегодня пытается решить Америка. Суть в том, что значительная часть т.н. «развитых экономик» была создана и развивалась в течение всего этого времени только для обслуживания и поддержания постоянно растущего избыточного потребления. Потребление, однако, тоже не может расти бесконечно, потому что оно точно так же, как и производство, привязано к демографической базе и к ее физиологическим потребностям, которые невозможно раздувать до бесконечности.

Обслуживающие зажравшегося потребителя отрасли, начав стагнировать, превратились из локомотивов роста в балласт, который невозможно безболезненно сбросить, и потянули за собой все остальное, в первую очередь – обеспечивающий их функционирование финансовый сектор. Первой еще в начале 2000-х лопнула отрасль информационных технологий, сегодня пришел черед ипотеки, что будет следующим? Вероятнее всего – рынок кредитных карт, который является основой стимулирования потребительского спроса.

И Россия и США унаследовали после окончания «холодной войны» серьезнейшие экономические проблемы, связанные со структурой их экономик, «заточенных» под глобальное противостояние. В России эти проблемы были усугублены еще и распадом региональных связей, следствием которого стало падение производства примерно на 40% за период с распада СССР в 1991 до дефолта 1998 года, после которого в России начался ощутимый промышленный рост. В России это были все те же проблемы, что и в СССР – зависимость от рынка сбыта сырья и импорта, и эти же проблемы остаются актуальными для России до сих пор, являясь главными причинами разразившегося у нас в стране экономического кризиса.

В США проблемами были и остаются гипертрофированный ВПК и потребитель, живущий в неоплатный долг. В России после болезненной ломки 90-х годов часть диспропорций удалось устранить, в США же все это время диспропорции экономики только росли, и росли они не только в США, но и во всех странах, которые оказались в зависимости от американского рынка сбыта.

Продолжение следует...